МАКАРОВ
(Интервью с Владом Макаровым, февраль, 2002)
 В среде смоленских художников и музыкантов имя Владислава Макарова стоит особняком. И дело не только в том, что, оставив в начале 70-х гитару, он с нуля самостоятельно освоил сложный инструмент - виолончель. Дело в подходе к искусству, творчеству. Вот как Владислав был представлен на проходившем в прошлом году в Петербурге международном фестивале памяти С. Курехина: «В. Макаров - художник и музыкант, исповедующий эстетику свободной импровизации, участник многочисленных художественных акций в России и за рубежом: СКИФ-3 - трио с Дрором Файлером, СКИФ-4 - дуэт с Шелли Хирш. В разное время сотрудничал с такими музыкантами, как Сергей Курехин, Александр Кондрашкин, Сергей Летов, Николай Судник, Алексей Айги, Николай Рубанов, Крис Катлер, Генри Кайзер, Мегги Николе, Фил Минтон и другие». Вот уже 20 лет Макаров активно пропагандирует альтернативные формы искусства, почти столько же мы с ним знаем друг-друга.
- Влад, когда-то Ричард Бах написал замечательную книгу «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» о птице, которая отказалась жить по законам стаи. Ты ведь тоже выбрал для себя особый путь в искусстве, не вписывающийся в общепринятые рамки. Что тебя толкает и толкало в этом направлении?
- Можно сказать, что мой путь - типичный путь русского интеллигента: недовольство, поиск ответов на вопросы «Кто виноват?», «Что делать, как быть?». И для начала нужно было что-то разрушить. После окончания худграфа пединститута я пытался найти свой способ самовыражения. Я увлекался живописью, музыкой и столкнулся с альтернативной культурой, которую называли андеграундом, или неформальным искусством. Нашел сподвижников и где-то к середине 80-х уже точно определился в своем поиске. Выяснилось, что мой путь - обычный путь людей схожего жизненного опыта. Чтение философских книг, изучение психологии, эстетики, теории современного искусства. У людей нашего круга обычно на полках одни и те же книги: «Философия свободы» Бердяева, Ф. Ницше, Шопенгауэр, «Битлз» (улыбается), христианское литературное
наследие.
- Какие события, каких людей ты бы отметил за это время, повлиявших на твое восприятие музыки, искусства?
- Для меня любой человек искусства, человек духовный является событием. И таких людей на моем пути было очень много. В смысле общих идей сильно повлиял Николай Бердяев. В музыке большое влияние оказал питерский музыкант Сергей Курехин - первая яркая личность, с которой я столкнулся в начале 80-х годов. Это был гениальный человек. Общение с ним мне очень помогло, и до сих пор ощущаю его влияние на мою жизнь. Хотя то, что он стал делать с «Поп-механикой» в конце 80-х, мне было не очень интересно. Он был постмодернистом, а я был сторонником классического модернизма. Надо пояснять?
- Разумеется.
- Классический модернист пытается создать свой неповторимый язык и на нем изъясняться в искусстве. А постмодернист использует готовые языки, приемы и манипулирует ими, пытаясь найти новые краски, новые грани. Большое влияние оказал на меня и другой питерский философ музыки Ефим Барбан. Получалось так, что я, трио Ганелина, С. Курехин на практике реализовывали его идеи.
- А у нас в Смоленске кто-то был твоим учителем?
- Нет. Здесь, скорее, были последователи. Я поэтому регулярно выезжал в Питер и Москву, чтобы найти соответствующее понимание. Хотя какие-то люди, какая-то среда в Смоленске всегда была и есть. До сих пор звонят и говорят: «Спасибо, ты открыл для меня Эмерсона» или, как ни удивительно, «Сантану».
- Известные в молодежной среде города Михаил Давыдов и Михаил Юденич не раз отмечали твой авторитет среди музыкантов. А среди смоленских художников у тебя есть авторитеты?
- Я считаю, что Всеволод Лисинов — авангардист номер 1 в Смоленске. Этот человек имеет для меня очень большой авторитет как воплощение классического модерниста мирового (да-да!) масштаба. Но это не означает, что я не поддерживаю хороших отношений с художниками других направлений. Вовсе нет. Я вообще теперь превыше всего ставлю чисто человеческие отношения. Время противопоставлений прошло, надо объединяться.
- Достойная позиция. Но я был бы не прав, если бы сказал, что все смоляне в восторге от творчества В. Макарова. И в музыке, и в живописи. Скорее, наоборот — открытых недоброжелателей у тебя всегда было много. Чего стоит один факт того, что, имея массу выставок в довольно престижных залах Европы, Москвы, Питера, ты не удостоился чести быть принятым в тесные ряды областной организации Союза художников. Как ты воспринимаешь упреки в дилетантизме и профанации?
- Ты знаешь, я к этому уже безразличен. Это ведь поверхностные суждения людей, обычно некомпетентных и, мягко говоря, дремучих. Лет 10 назад меня это цепляло, я пытался что-то доказывать, просвещать, убеждать, находить какие-то компромиссы. Часто люди просто неправильно воспитаны.
- Я тоже сталкивался с ситуацией, когда, слушая твои импровизации, многие не понимают, что это не просто набор звуков, а композиция, развивающаяся по своим особым законам. Надо только чуть поднапрячь ум. Однако, слушая музыку, напрягать ум почему-то не принято...
- В последнее время особенно.
- Ты уже 40 лет живешь в Смоленске. Чувствуешь ли какие-то изменения в отношении людей к искусству, культуре?
- Мне кажется, изменений очень мало. Город очень статичный, консервативный. Хотя ряд культурных вспышек был. Например, во времена появления первых бит- и рок-ансамблей типа «Поток», «Колокола» в начале 70-х годов. Потом почему появление дискотек в начале 80-х годов тоже можно отметить. В начале 90-х в городе был проведен ряд культурных акций российского масштаба. Ожидалось, что дальше будет больше, лучше, но стало меньше и хуже. Законы волчьего капитализма сработали против культуры. Но появилось ощущение некой стабильности и патриархальности. У нас одна беда — нет
структур, организаций, которые бы регулярно устраивали выставки и концерты.
- Как-то Лев Толстой отметил, что «признаком развратности нашего мира является то, что люди не только не стыдятся богатства, но и гордятся им». Я это к тому, что разделение людей по достатку идет в городе очень стремительно. Согласись, что, к примеру, центр города живет своей жизнью - с пиццами, элитными домами, триумфальными вратами, а
Покровка, Поповка, Сортировка своей — с тотальным самогоноварением, наркотой, полуголодными инвалидами. Трудно смириться с фактом, что лучшие учителя города зарабатывают во много раз меньше запасных игроков футбольной команды первой лиги... На тебя эти изменения как-то влияют?
- С точки зрения человеческого восприятия, конечно. В целом капитализм восторгов теперь у меня не вызывает, и, ты не поверишь, чаще всего я сейчас читаю газету «Завтра». Печально смотреть на окружающую действительность. В искусстве сложнее - там свои законы. Я заметил, что со временем мои работы стали мягче и менее экспрессивными.
- Подавляющее большинство людей сегодня приобщается к культуре в основном через экран телевизоров. Интересно твое мнение об этой стороне нашей жизни. Что ты смотришь?
- Я смотрю в основном канал «Культура» и некоторые политические программы.
- Как ты, к примеру, воспринимаешь Филиппа Киркорова, заполонившего телеэфир?
- Это, конечно, смешно. Сфера поп-искусства не для меня.
- Но я помню, как и во время одного из последних концертов Б. Гребенщикова в Смоленске ты покинул зал, не дождавшись конца представления. Почему?
- Я не выдержал «синдрома Киркорова». Мне показалось, что Борис стал чем-то
напоминать звезду эстрады. К сожалению, это было очень похоже на выкачивание денег из народа. По большому счету, отечественный рок потерял свою актуальность. Ему пора уже ставить памятник.
- Может быть... Ты сейчас с Европой связан не только через культуру, но и через родственников. Твой сын Евгений уже много лет живет за границей. Что он рассказывает?
- Его судьба - одна из причин изменения моего отношения к Западу. Мне раньше казалось, что если сын будет жить в Европе, мне будет проще находить какие-то контакты, находить понимание своего творчества. Это оказалось мифом. Оказалось, что жить во Франции, Германии очень тяжело. Евгений по профессии актер, как и его жена-француженка. Актерам за границей очень 3 трудно найти постоянную работу, и им приходится вести ежедневную борьбу за выживание. Мы встречаемся раз в год. И чаще приезжает он, чем еду я.
- Ты не только один из отцов смоленского альтернативного искусства, но и просто дедушка. У тебя растет внучка. Она, наверное, сейчас больше, чем все родственники, пропитана европейской культурой, т.к. пытается говорить на трех языках!
- Да, ей четыре года. Первый ее язык — французский, т. к. мать — француженка, второй — немецкий, т.к. живет сейчас в Берлине, и третий — русский, т.к. папа — русский. Она недавно была у нас, и ей очень понравилось в России. Мне хочется привить ей лучшие черты русских — радушие, теплоту, гостеприимство...
- Если ко всему вышеизложенному добавить, что твоя жена Наталья работает на кафедре французского языка педуниверситета и преподает латынь, то понимаешь, на каком серьезном культурном базисе формируется твое творчество. Спасибо, Влад, за интервью. Уверен, что мы еще не раз будем иметь возможность восторженно говорить о твоей музыке и о твоих картинах!
Беседовал Сергей Горцев,
февраль 2002 г
|
