в Смоленскую музыку на Главную

Не стреляйте в пианиста

Инна Петрова беседует с «черным принцем» Смоленска кабацкого, певцом и музыкантом Яковом Йоффё.
Место: ресторан «Семь 40». Время: 22.00

- Сколько ты уже в смоленских ресторанах трудишься?
- Больше тридцати лет, в середине 70-х начинал.

- Коренной смолянин?
- Да, родился здесь. Папа - строитель, мама - медсестра.

- Кто же пел тогда? Откуда наследственность?
- Мама работала в военном госпитале и пела в самодеятельности. У нее был прекрасный голос. А у отца - такой слух, что он мог сыграть на любом инструменте безо всякого музыкального образования. Мать меня с собой на репетиции брала. Когда она пела, я пытался ей подыграть на фортепиано и на слух подбирал мелодию. А своего инструмента дома не было. Знаешь, что такое небогатая семья?

- Отчего же, очень неплохо представляю...
- Когда общий доход родителей едва-едва дотягивает до 200 рублей в месяц. Но все же родители меня в «музыкалку» отдали. И вот первое время, два раза в неделю, перед уроками, мы ходили по пунктам проката инструментов.
Один был на Румянцева, другой - на Николаева. Дождь, снег... Неважно. Надо.
Тогда музыкальная школа стоила 11 рублей 50 копеек в месяц. Огромные деньги! Подумай: 18 копеек стоит буханка хлеба, 23 копейки – белый батон, 2-20 - килограмм колбасы. Но мама платила. Через год, когда стало ясно, что я это не брошу, купили пианино в кредит. 650 рублей на два года! Неподъемная сумма... Этот инструмент, кстати, до сих пор жив... Мамы нет, а он есть. Во дворе меня дразнили Паганини. Я страшно обижался! И не понимал двух вещей: как можно не знать, что Паганини был скрипачом, а не пианистом и почему имя гения звучит, как оскорбление.

- Первый свой ресторанный выход помнишь?
- Точно не скажу. Это был 1977 или 1978 год... Я тогда уже играл в ансамбле «Смоляне» и, когда сезона не было, ребята из ресторанов уезжали в отпуска и просили поиграть на заменах. Кажется, в первый раз я играл в «Ниве». К работе этой мы серьезно не относились, потому что знали - это временно. А что тогда в ресторанах творилось - страшно сказать. Кто там был главнее? Грузины, таксисты, цыгане... Мы особенно не вникали, не вращались в этих кругах и не горели желанием узнать. И отрицали ресторан как место работы.
Если кто-то из посетителей протягивал деньги за песню, обижались: вам тут что, кабак?

- Но все же ресторан стал твоим постоянным местом работы. Почему?
- Тому была масса причин. В начале 80-х я закончил свою деятельность в ансамбле, женился. И начал работать в «Витязе», через который, кстати, прошли почти все смоленские музыканты. Хороший, непьющий коллектив у нас там был.

- Непьющий? Говорят, ресторанные музыканты любят это дело...
- Этот миф, знаешь ли, создан некоторыми людьми, неблагополучными на «это дело». Я бы не стал говорить о большинстве в данном случае. Есть предел. Дело в том, что пьяный человек не может работать. В ресторане важно не просто петь. Этого мало. Тут работа с людьми. А люди - разные. Не слишком трезвые. И у каждого свои претензии. Каждый хочет заказать I песню. И мы считаем всех равными в этом желании - будь ты генерал, будь ты простой рабочий. Человек платит деньги в ресторане не за песню, а за сервис. За то, что эту песню объявили.

- Ты как-то говорил, что блатняк не приемлешь и не поешь ни при каких условиях...
- Блатняк не пою. Во-первых, я имею право на свои вкусы. А во-вторых, я просто четко разделяю понятия «шансон» и «блатняк». Это разные вещи. Последнее - для тех, кому это близко. Я понимаю нашу действительность. Есть контингент людей, которые «сидели». Им эта «лирика» близка и понятна... Но когда дама в бриллиантах и с глубоким декольте заказывает «Владимирский централ», я задаю вопрос: «Мадам, а вы знаете, что такое Владимирский централ?». «Да, - отвечает, - это центральная площадь во Владимире!». Я отвечаю: «Конечно, а «белый лебедь» - это птица такая!». Или вот еще гениальная вещь: «метеорит над зоною летит»...

- И такое есть? У наших соседей по квартире сверху обычно голуби над зоной, летают.
- Нет, метеорит. Ну, согласись, что он не только над зоной летает, а над всей землей. Никогда не пойму, зачем
нормальным людям это надо? Всю страну посадили на воровскую романтику. Только сидеть никто не хочет. Страдать можем - сидеть не хотим.

- А Лепс, которого ты так любишь - это шансон?
- О, Лепса я бы в отдельную папочку выделил. Это лучший певец на нашей эстраде. Мое личное мнение - никому не навязываю.

- Ты с ним знаком лично?
- Нет. К сожалению, не было общих тем для разговора, хотя рядом сидели однажды на концерте. Ты знаешь, мне вот голос никто специально не ставил. Сейчас ставить поздно. Но благодаря репертуару Лепса я свой диапазон поднял существенно. Григорий Викторович прочитает - спасибо ему большое. Снимаю шляпу.

- Скажи честно - то, чем ты занимаешься, можно бизнесом назвать?
- Нет, это не бизнес. Это просто работа. Ремесло. Хотя деньги в дело вкладывать приходится. Это не тот случай, где можно экономить на спичках. Будешь экономить на копейке - потеряешь миллионы. Есть такая мудрость. Звук есть звук. Ты можешь петь, как соловей, но если микрофон плохой, это все. Аппаратура - это святое. Сколько я зарабатываю? На трамваях не езжу. И курю «Мальборо» всегда. Кстати, из алкоголя пью только водку определенных сортов и изредка могу пригубить бокал шампанского в Новый год.

- Готовить умеешь?
- По отзывам друзей, прекрасно получается шашлык, без предварительного замачивания и маринада. Кавказский. В рецепте ничего особенного. Просто все на месте. Лимон, лук и мясо. И еще, между прочим, мой сын любит, когда я делаю яичницу, а не мама. Показатель...

- Пока поешь, зрители жуют... Неужели не напрягает?
- А я знал, на что иду. Это ресторан. Твоя задача заставить перестать жевать. Наоборот, чем ближе столы к сцене, тем полнее энергетический объем. Публику нужно любить. Не любишь, и не заработаешь ничего. Без души петь нельзя. Энергетический обмен с залом должен идти обязательно.

- Не страшно работать? Я о безопасности говорю. Посетители иногда выпивают лишнего...
- В наше время уже не страшно. Там, где я работаю, все цивилизованно. Могу чувствовать себя в безопасности. Вот в лихие 90-е было тяжело. Время передела собственности, беспредела. Многие ребята тогда не выдержали прессинга, перестали заниматься музыкой, кого-то нет уже. Меня однажды из-за песни чуть не убили...

- А как же ресторанный кодекс - музыкантов не трогать?
- Не во все времена он действует. Однажды, как раз в лихие 90-е, подходит ко мне «лоб» такой, наставляет пистолет - по виду ТТ (я в армии служил, различаю). «Пой, давай, - говорит. «Журавли здесь под небом чужим...». Передергивает затвор. «Передернул - стреляй, - отвечаю. - Убей меня за эту песню. Песня стоит денег». Были там ребята, команда боксеров, которые добровольно нам помогали. Успели вовремя. В общем, решили вопрос в туалете положительно. Слава богу, пистолет оказался газовый. Вообще, тогда далеко не все понимали, что человек в кабаке на сцену выходит не какие-то бешеные деньги зарабатывать... Прокормить свою семью. Просто выжить. Ну, к счастью - выжили.

- Дошли до баек, как ты не сопротивлялся...
- Ну да... Всякое бывало. Один товарищ, некто Анатолий, купил обезьянку и по детсадам стал ходить.
Зарабатывал деньги на жизнь - за фото со зверушкой. После окончания работы приходил к нам в ресторан, за кулисы. Обезьяна тут же делала вояж по всем шкафам. Не помню, как звали, но винегрет она ела совершенно шикарно. Все ингредиенты сортировала по отдельности и ела только свекольные кусочки.

- Водку не пила?
- Нет. Обезьяны спиваются очень быстро. Хотя вот, говорят, что самые большие алкоголики - слоны. Спиваются моментально. Так что я в силу своей комплекции имею шанс не спиться.

- Яша, а поклонники у тебя есть?
- Есть, конечно. Не лично мои. Нашего коллектива поклонники. Не один и не два. И я им очень благодарен. Много лет они с нами перемещаются из ресторана в ресторан. В таком городе, как Смоленск, это особенно приятно.

- Автографы не просят?
- Бывает такое. Однажды попросил медбрат, когда мне стало плохо и пришлось вызвать «скорую».

- И ты, трясущейся рукой...
- Нет, я сказал: «Подожди, друг. Вот полегчает...»

- А что случилось-то?
- Сама понимаешь - возраст, далеко не аскетический образ жизни... Я по гороскопу Весы, у нас почки - слабое звено. Пару раз уже полежал в больнице. Когда в последний раз загремел, иду по коридору - навстречу доктор: «А что, богема тоже болеет?». «Ничто человеческое нам не чуждо», - отвечаю.

- Ты в Москву не хотел никогда рвануть, тут близко, говорят...
- Нет.

- Разве не хочется в ящик попасть? В смысле, в телевизор?
- В «ящик» всем хочется попасть. Все зависит от способа. Ты знаешь, если приедет «из ящика» съемочная группа: мол, мы о вас наслышаны, хотим сделать репортаж - отлично. Но чтобы самому ломиться: ну возьмите меня, я еще и заплачу... Зачем?

- Скажи, у нашей ресторанной публики вкус как-то меняется со временем?
- Вкусы меняются... Да... От «Мурки» до Ванессы Мэй. Сейчас моя жена не играет на скрипке, потому что сломался звукосниматель, ну и, сама понимаешь, маникюр - дело святое. Но прецедент был. Один человек заказал сразу два произведения: первое - «Мурка», второе - Ванесса Мэй. Не понимаю, как можно одновременно любить разнополярные произведения. В прежние времена вовсе доходило до абсурда. Апофеоз случился в 97-ом, когда однажды вечером мне пришлось играть по очереди полонез Огинского для поляков, «Боже, царя храни» для каких-то «новых русских» и Гимн СССР для делегации коммунистов. Поскольку я служил в духовом оркестре, могу играть на любом инструменте со всеми партиями. И вот я играю, а эти «могучие кучки» по очереди торжественно встают. Это - кабак в своем высшем проявлении.

- Петь - в любом случае работа?
- Ты знаешь, меня иногда спрашивают: «Ты где работаешь?». «Пою», - отвечаю. «Ну поешь - это понятно. Я тоже пою. А работаешь-то где?». Конечно, петь - не мешки ворочать. Но есть понятие «физическая энергия», а есть понятие - «душевная энергия». Поэтому - труд ресторанного музыканта - как труд шахтера. По затраченным калориям. Если ты, конечно, не халтуришь. А халтурить на сцене нельзя. Сцена - святое место.

Журнал «Портфель»,
апрель, 2009 г.