«Между прошлым и будущим»
(Интервью с Василием Шумовым. Февраль, 2009)
 Полутораглазый стрелец Василий Шумов вполглаза смотрит на передвижников XIX века, как и 10 лет назад цитирует стихи Северянина начала XX века и, целясь зорким глазом, пускает огненные стрелы в будущее глобального мира в альбоме «У Прошлого Нет Будущего».
- Российско-американский певец Вилли Токарев поёт такую песню: «Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой». А какая песня вам вспоминается, когда вы приезжаете в Москву?
- «Москва, я люблю твои кварталы. Москва, ты ещё прекрасней стала». Но поётся с иронией, потому что Москва перенаселена, по ней ни пройти, ни проехать.
- Эмиграция предполагает отрыв от реальной действительности той страны, которую покидаешь, но ваши песни обращены к России, причём к России современной. Как вам удаётся не отрываться от родной почвы?
- Наверное, дело в моём методе сочинения слов и музыки. Всё начинается с чистого листа, который постепенно наполняется идеями, фразами, аккордами, мелодиями — без присутствия идеологии, ангажированности. Я просто придаю форму тому, что через меня проходит. И я считаю, что это единственно верный творческий метод.
- То, о чём вы пишете, справедливо и для Америки, и для России?
- Да, конечно, потому что мы достигли мира, который можно назвать глобальным. Хотя существуют большие различия между странами, но присутствует глобальная
основа во всём: новости, информация, поп-культура, компьютеры... Более того, мы живём в посткапиталистическую эпоху, когда на каждое человеческое деяние, каждый предмет, каждую должность можно поставить ценник. Всё покупается, всё продаётся. В любой стране.
- Какую связь вы находите между песнями вашего нового альбома и творчеством передвижников?
- Связь прямая, и вот в чём она заключается. Передвижники были как бы антигламур тех лет. В то время, когда «правильные» придворные художники рисовали царя, генералитет, олигархов того времени, несколько художников решили показать реальную русскую жизнь бедных людей во всём её безобразии. И они получили нелестные отзывы бомонда. Почему были передвижные выставки? Потому что их почти никуда не пускали. Сперва все были шокированы. А потом получилось так, что люди очищались. Посмотрел на весь ужас реальности и очистился. И что получилось через 130 лет? Что сейчас для нас ценна эта живопись, а все приспособленцы, которые жили по принципу «очень кушать хочется» исчезли, как будто их и не было. В песнях альбома «УПНБ» тоже показываются нелицеприятные аспекты нашего бытия. Поэтому есть такая духовная связь с передвижниками.
- Потом пришли люди Серебряного века. Они упрекали передвижников в том, что их картины — анекдотцы, рассказывающие о мелких ситуациях, которые современный зритель не поймёт и не прочувствует. Может ли произойти то же с вашими песнями?
- Происходит ошибка, когда творческий человек занимается критикой. Те, кто говорил, что творчество передвижников примитивно, оказались неправы, потому что я, действующий автор, в 2оо8 году использую их картины на наших обложках.
- Допускаете ли вы сопереживание вашим героям или это просто наблюдение, и вы остаётесь бесстрастны?
- Я сопереживаю. И хочу, чтоб у людей была лучшая жизнь. Эти песни сделаны с любовью к этим людям, о которых, кроме меня, наверное, никто не расскажет.
- В качестве продюсера вы работали с Петром Мамоновым и Жанной Агузаровой. Как вы работали с ними, в чём была ваша задача?
- Я дружил со ЗВУКАМИ МУ, в основном с Петром. И они пытались записать альбом. Построили на даче у Саши Липницкого хорошую студию, но чего-либо записать не могли. И так прошло несколько лет. Тогда я предложил свою помощь. Мы заключили дружеский договор в том плане, что я беру контроль над сессиями, не будет дебатов, всё будет записано в течение одной-двух недель живьём. Раньше они пытались писать каждый инструмент отдельно, это была одна из причин, по которой они не могли ничего закончить. Потом Пётр приходил и записывал вокал на инструментальную фонограмму. Таким образом альбом «Простые Вещи» был сделан быстро.
С Жанной Агузаровой ситуация такая. Она появилась в Лос-Анджелесе, когда я уже там бьш. Она пела бэк-вокал в альбоме «Тектоника(к)». И она хотела что-то записать. А что? В то время она ещё не сочиняла песен. И вспомнили, что, когда она ещё только приехала в Москву, она была фанатом ЦЕНТРА и помнит ещё с тех лет песни, которые ей нравились. Мы решили отобрать несколько песен раннего ЦЕНТРА, и сделать их, исходя из тех возможностей, в более электронном звучании.
- Я узнал группу ЦЕНТР в конце 8о-х и для меня привычнее ваш гитарный звук. Альбом «У Прошлого Нет Будущего» более похож на продолжение ваших сольных электронных экспериментов. Гитарный ЦЕНТР закончился?
- Всегда одновременно существовало два состава — гитарно-барабанный и электронный. Альбомы 1983-го и 1984 годов «Чтение В Транспорте» и «Однокомнатная Квартира» — полностью электронные. Гитарно-барабанное звучание доминировало, потому что у нас просто не было доступа к синтезаторам. В то время синтезатор стоил столько же, сколько «Жигули». Мы договаривались со знакомыми, с фарцовщиками на пару часов,
на денёк взять синтезатор на запись. А гитары и барабаны есть в каждом клубе. Гитару, в конце концов, можно самому сделать, а синтезатор сделать невозможно.
- Ваше предпочтение какому звуку отдаётся?
- Сейчас у меня выработалось такое отношение, что музыкальный инструмент должен меня вдохновить. Например, я захожу в музыкальный магазин, там появились новые синтезаторы. Попробуешь, посмотришь, какие там новые звуки появились. И я сразу могу сказать, что вот из этого может что-то получиться. Гитарные звуки — так же. Гитарный звук остаётся гитарным, но есть тембры, задержки, контрасты. От звука многое исходит: как аккорды будут развиваться, какая-то мелодия может быть сыграна только на этом звуке.
- Можем ли мы ожидать возвращения ЦЕНТРА, который мог играть на танцплощадках 8о-х?
- Превратиться в кавер-бэнд самому себе? Сейчас многие великие ансамбли прошлого пытаются возвратиться, и когда они начинают играть свою музыку, что-то теряется именно в данный момент. Метафизический момент: это те же люди, но они играют чью-то другую музыку. Они начинают звучать, как ансамбль в ресторане, который играет их песни. Поэтому мне не хочется возвращаться на 25 лет назад.
- Вы одним из первых наших рок-музыкантов записали альбом за границей...
- С началом перестройки в Европе появилась мода на всё советское. В Западной Европе был ряд людей, которые думали о каких-то творческих проектах из СССР. Продюсер Максим Шмит был одним из ведущих французских продюсеров альтернативной музыки. Дружил с LES RITA MITSUOKO, INDOCHINE. Через знакомых в Париже Максим набрал массу кассет с различными советскими ансамблями, в том числе и ЦЕНТРОМ. И почему-то его зацепили наши песни. Когда мы с ним встретились в Москве, то договорились, что мы сделаем сборник. Половину песен отбираю я, половину он. Я согласился ещё и потому, что не надо было петь на английском. Наши друзья ехали за границу и пытались косить под американцев, а мы как были московским роком, так им и остались.
Максим Шмит сотрудничал и до сих пор сотрудничает с группой KRAFTWERK, он близкий друг Ральфа Хутера. И я большой фан KRAFTWERK. Мы на этот счёт много говорили. Когда я был в Париже, он звонил Ральфу, и мы с ним тоже общались.
- После того, как подходит к концу время пребывания в России, вы чувствуете, что, вернувшись, наконец, в Америку, попадаете домой?
- Я хочу прояснить эту ситуацию: я никуда не уезжаю. Да, в 90-х я безвыездно жил в Лос-Анджелесе. Но с момента, когда у нас началось переиздание альбомов, с июня 2оо6 года я всё больше и больше времени провожу в Москве. Здесь у меня намного больше проектов: издание альбомов, кино, видео-арт. Я сейчас нахожусь дома.
Алексей Анциферов,
журнал Fuzz, февраль 2009 |
