В Интервью На Главную

Борис Гребенщиков: «Я не настоящий рокер»

Гуру и одновременно мессию российского рока Бориса Гребенщикова неоднократно пытались сковырнуть с его пьедестала. На нем ставили крест, когда он уехал в Штаты и когда без фанфар оттуда вернулся, когда – уж не впервые ли в жизни? – явился на вручение премии «Триумф» с короткой стрижкой и при костюме, когда прилюдно пообещал носить орден «За заслуги перед Отечеством», пожалованный ему к пятидесятилетию Кремлем: мол, только веревочку подберу…
Публика по-прежнему ломится на концерты кумира и внимает ему, затаив дыхание.

— Как вас, Борис, только не называют: человеком-легендой, гуру...
— ...имамом, шейхом, аятоллой...

— ...патриархом, аксакалом, старейшиной и бог знает кем еще...
— Еще — уважаемым человеком.

— Ну, это даже не обсуждается... Я видел вас разным: озабоченным, отрешенным, философски настроенным, глубоко задумчивым, совершенно, так сказать, никаким... Сейчас вы какой-то расслабленный, благостный. Вам хорошо, комфортно?
— По-моему, вы перечислили в основном разные грани одного и того же внутреннего состояния. Оно у меня нынче прекрасное, и поэтому мне очень легко и свободно.

— Вы происходите из очень интеллигентной ленинградской семьи. Что за аура окружала вас в детстве, как родители вас воспитывали?
— Отец, по счастью, совсем не воспитывал, а вот мать часто таскала в филармонию, и, надо сказать, я даже ухитрялся получать там удовольствие. Впоследствии это сослужило хорошую службу: у меня сложилась привычка к классической музыке.

— Советский Союз выглядел особой планетой, а Ленинград — отдельным на ней материком. Вам не кажется, что вы могли бы стать совершенно другим человеком, если бы родились и прожили жизнь не в этом городе?
— (Задумчиво.) Что произошло бы, если бы небо было твердым, зеленым и мы по нему ходили? Никто не может этого знать, и я тоже. Питер мне дорог: я к нему очень привык, обшарил все его закоулки и могу придумать себе там занятие, времяпрепровождение. В нем неплохая для меня атмосфера, я умею в ней не только выживать, но и устраиваться так, как мне нравится.

— Во время учебы на факультете прикладной математики каким вы представляли свое будущее?
— Ну, во-первых, я там не учился, потому что уже на втором курсе появился «Аквариум». Собственно, еще первокурсником пристраивался к существовавшим в университете группам, думал, как мне туда втереться, а через год осознал: не пристраиваться нужно, а самому что-то делать.
Едва родилась группа, я ушел в нее с головой и уже не замечал, чему меня учили преподаватели. И хотя оценки были не так плохи, как следовало ожидать, в основном — на девяносто пять процентов! — я писал стихи, отлынивая от лекций и семинаров, и планировал уже музыкальную деятельность.

— Вы думали на втором курсе университета, что ваше профессиональное будущее окажется музыкальным, что вы станете выступать в разных городах и странах?
— Самое смешное, Дмитрий, что я — вот клянусь! — не помню за все эти годы ни одной своей мысли о будущем. Совершенно точно было известно лишь то, что я никогда профессионалом не стану, потому что это не согласуется с установками советской власти. Петь то, что она рекомендовала, мне было настолько противно, что после первой попытки я это делать зарекся.

— Так, значит, попытка была? На какой же репертуар замахнулись?
— Наш тогдашний басист специально вызвал человека, чтобы тот научил меня петь кабацкие песни — с их помощью мы собирались заработать на аппаратуру. Можете не поверить, но это истинный случай из жизни: через двадцать минут пыток кабацкой музыкой температура у меня поднялась до тридцати девяти с лишним градусов.

— Итак, вы совершенно не планировали никакой карьеры, но звезды, видимо, расположились на небе так, что со временем вам удалось много чего достичь. Счастливый человек!
— На самом деле планировать что-то в мире, где существует Бог, нелепо — говорят же: «Человек предполагает, а Бог располагает». А отсюда следует прямой логический вывод: субъект, который планирует, просто дурак.

— А вы уверены, что Бог существует?
— В куда большей степени, чем в том, что существую я.

— И у вас на этот счет нет сомнений?
— Никаких! Более того, я не знаю ни одного серьезного индивидуума, который бы их испытывал.

— Где рок, там, как правило, алкоголь и наркотики. Вы тоже через это прошли?
— Я не считаю, что это тот темный тоннель, через который нужно проходить. И алкоголь, и наркотики, и все, что угодно, — это то же самое, что аспирин...
Отыграв концерт, в час ночи я сразу заснуть не смогу, и если пойду в номер смотреть телевизор, меня просто взорвет. Что-то поэтому нужно делать. Я, скорее всего, выпью, а кто-то обратится к другим средствам воздействия на сознание. Я употреблял много чего, но ни к чему никогда не привязывался... Чем, собственно, бифштекс отличается от наркотиков? Да ничем — ты съедаешь его, и он на тебя действует.

— Вам становилось когда-нибудь страшно от того, что это нравится и к нему можно привыкнуть?
— Никогда! А к чему привыкать? Простая опять-таки вещь... Разве, когда под воздействием выпитого человек становится агрессивным, это значит, что водка плохая? Нет, просто зло в нем сидит. Что бы ты ни ел, какие наркотики бы ни принимал, ничего, кроме того, что в тебе уже есть, наружу не выйдет.

— Настоящие рокеры ненавидят попсу. Вы не исключение?
— Я, наверное, не настоящий рокер. То, что называется роком, благополучно скончалось в восьмидесятые годы, поэтому мне немножко смешно, когда спустя двадцать лет после смерти рок-н-ролла люди называют себя настоящими рокерами. Парни не заметили просто, что появилась абсолютно другая музыка, выросло воспитанное на ней поколение. Молодежь смеется над ними и их не понимает, эта старая гвардия выглядит сегодня приблизительно так же, как бойцы красной конницы после Великой Отечественной войны, уже во времена Элвиса Пресли. Когда такой конник предлагает: «Ну что, ребята, давайте хором споем нашу дивизионную!»...

— ...типа «Веди ж, Буденный, нас смелее в бой»...
— ...вокруг все посмеиваются: «Да, дедок, ты у нас еще ого-го»... Наши рокеры, словно старые буденовцы, кричат и машут шашками ради того, чего уже двадцать лет в природе не существует.

— Для большинства ваших поклонников, коих не счесть, вы прежде всего бунтарь, потому что рок все-таки музыка протеста...
— Ой, по-моему, этой пошлой фразой мы обязаны журналистам советского периода. Боюсь, «Битлз» не знали, что они играют музыку протеста, и светлой памяти Элвис тоже об этом не подозревал. И что они «тигр в гитаре» (так назывался бестселлер Олега Феофанова, написанный в середине семидесятых наряду с его же книгой «Музыка протеста». — Д. Г.), тоже никто не догадывался. Они вообще об этом не думали: хотели лишь заработать денег и чтобы девушки их любили, а еще — чтобы жизнь была хороша и они получали бы от нее кайф. О том, что они исполняют музыку протеста, их как-то не просветили.

— И все же для многих ваши прилюдные дружеские отношения с Кремлем стали шоком. К собственному пятидесятилетию вы отыграли шикарный концерт в Кремлевском Дворце, получили от власти орден «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени, вас даже принял министр внутренних дел России Грызлов. Ну о чем, уважаемый Борис Борисович, вы могли с ним говорить?
— Та-а-ак, столько обвинений вы мне выдвинули, что давайте разложим их по порядку. Вы упрекаете меня в том, что мы дали концерт в Кремле, но Дворец съездов — это такая же концертная площадка, как и все остальные. Как, например, клуб «16 тонн», который сдается внаем кому угодно, поэтому выступить там может любой.

— Но, согласитесь, звучит символично: концерт Гребенщикова в Кремле!
— Хорошо, а для Стинга это символично? А для Дэвида Боуи или Максима Леонидова?

— Знаю, что вы дружны с заместителем главы администрации президента России Владиславом Сурковым — он приглашает вас в гости, вы подолгу и обстоятельно общаетесь, вместе с ним стали даже инициатором встречи власти и рок-звезд России. Как вы думаете, зачем это ему и почему в той сходке участвовали такие разные люди, как вы, Шнур, Земфира?
— (Задумчиво.) Были еще Бутусов, «ЧайФ», «Сплин», «БИ-2»...

— Но вы-то, вы что там делали?
— Мы собрались по очень простой причине. Как я уже говорил, мне приятно, что в Кремле наконец появились люди, которые любят «Аквариум»...

— Сурков к ним относится?
— Да, и вдобавок есть интересные темы, которые можно с ним обсуждать. Ну, скажем, то, что по телевизору все время показывают кошмар, ужас, серятину...

— Хотя в Америке в этом плане тоже, мне кажется, не идеал...
— Извините: в Штатах существуют альтернативное радио и общественное телевидение — там всегда можно включить на сороковом канале Public TV, где наверняка будет что-нибудь занимательное, а у нас, поскольку мы находимся в начальной стадии государственного капитализма, работает принцип дойной коровы. На публику выносят лишь то, на чем можно сделать деньги, поэтому наши радио и телевидение пребывают на уровне, прошу прощения, сортира. Меня это не устраивает — видите, я даже начал вести на радио передачу. Обидно за огромное количество хорошей музыки, которую ни один человек не услышит, потому что никто никогда не будет ее передавать: дескать, она... не в формате.

— Судя по вашим словам, современное российское телевидение вы не жалуете и, видимо, даже не смотрите...
— Вы правы: на протяжении последних лет десяти мой телевизор почти не включается. Смотреть современное телевидение для человеческого достоинства унизительно!

— Телевизор у вас таким образом — часть мебельного гарнитура?
— Попросту монитор — мы по нему кино смотрим.

— Любопытно, вы сейчас книжки читаете?
— Сказать, что совсем ничего не читаю, было бы с моей стороны преувеличением — приходится иногда.

— Кого вы считаете современными классиками и есть ли нынче такие?
—Из русскоязычных, с моей точки зрения, есть два писателя, достойных высших похвал, — это Акунин и Пелевин, которые делают с русской прозой то, что стоит с ней делать.

— Космонавт № 4 СССР Павел Попович сказал мне, что, по его мнению, инопланетяне периодически прилетают на Землю и, даже более того, у них существуют здесь три базы: в Андах, в Гималаях (это знаменитая Шамбала) и на дне Восточно-Индийской впадины. Лично вы в пришельцев из космоса верите?
— Этот вопрос интересует меня даже меньше, чем разведение кактусов в Южной Америке. К сожалению, я никак с инопланетянами не пересекаюсь, а если Попович о них говорит... Что ж, он специалист, ему виднее...

— Сами себе вы не кажетесь порою инопланетянином?
— Иногда, при взгляде на эти штаны (смотрит на свои брюки) какие-то подозрения закрадываются, но... нет... Нет!

Дмитрий Гордон